АХИЛЛЕСОВА ПЯТА



Эта книга о том, какие порой самые неожиданные формы, могут приобретать привычные и хорошо знакомые явления, при более тщательном их рассмотрении.
О том, сколь велики наши заблуждения в оценке событий далёкого прошлого и как они влияют на восприятие дня нынешнего.
О том, кто мы и где наши корни, ставшие «ахиллесовой пятой», над которыми издеваются и глумятся все кому не лень.



АХИЛЛ (Ахиллес), в «Илиаде» один из храбрейших греческих героев, осаждавших Трою. Мать Ахилла, богиня Фетида, желая сделать сына бессмертным, погрузила его в священные воды Стикса; лишь пятка за которую Фетида его держала, не коснулась воды и осталась уязвимой. Ахилл погиб от стрелы Париса, поразившей его в пятку. Отсюда выражение «ахиллесова пята» (уязвимое место).

«Советский Энциклопедический Словарь» 1990г.





ЧАСТЬ 1.



ТАЙНА «ЦАРСТВЕННОГО ЛЕТОПИСЦА»




ВСЕГДА ЛИ МОЖНО ВЕРИТЬ ЭНЦИКЛОПЕДИЯМ.

Как это не парадоксально, но человек стремящийся познать мир посредством изучения энциклопедий и справочников, подчас становится невольной жертвой научных заблуждений и откровенных идеологических фальсификаций, вкравшихся во многие научные определения и понятия. Не менее удивительно и то, что самое большое количество недоразумений, обнаруживается в формулировках и терминах относящихся к разделу исторической науки, как недалёкого прошлого, так и седой старины. Наибольшее же количество фальсификаций содержится в той информации, которая имеет самое непосредственной отношение к истории русского народа вообще, и его древнейшей истории в частности. Практически любое, более или менее значимое событие древности, имеющее самое непосредственное отношение к российской истории, покрыто непроницаемым слоем самых немыслимых искажений и извращений. Дело доходит до того, что усилиями различного рода толкователей и комментаторов, рождаются на свет страшно уродливые мифические персонажи, являющиеся под час полнейшими антиподами своих реально существовавших прообразов.
В этом смысле, не является исключением из правил и смысловое содержание определений и формулировок, характеризующих величайшего героя Троянской войны, Ахилла. Современная официальная наука, а вслед за ней и все без исключения энциклопедические словари и справочники, безапелляционно причисляют Ахилла к числу Фессалийских греков, прибывших в составе ахейского войска к стенам «рокового Илиона». Казалось бы, что такое поразительное единодушие во взглядах на этническую принадлежность Ахилла, не оставляет ниши для альтернативных мнений и суждений.
Тем не менее, такие имеются. Вернее имелись. И не только во времена античности, когда по свидетельствам многих известных авторов, Пелеев сын однозначно причислялся, не к греческому, а к скифскому роду-племени. Скифом, а иногда и русом именовали Ахилла многие средневековые авторы, незнакомые с методами критического переосмысления истории русского народа. Даже в России, ещё каких-то сто лет назад, весьма широкое распространение имела версия славянского происхождения Ахилла. Данная теория базировалась не на пустом месте, а уходила своими корнями далеко вглубь веков.
При всей своей кажущейся невероятности, Русская историческая традиция имела в отношении великого героя троянской войны весьма своеобразные трактовки, во многом отличные от античных и средневековых, что само по себе свидетельствовало о глубокой древности традиций легших в их основу. Более того, как великий русский герой древности, Ахилл попал и на страницы русских летописей, что не может быть списано в разряд каких-либо недоразумений или ошибок.
А коль так, то попробуем разобраться в данной проблеме более детально, чтобы воспроизвести реальный облик этого величайшего героя древности и выяснить его настоящую этническую принадлежность.



ЦАРСТВЕННЫЙ ЛЕТОПИСЕЦ.


Согласно одному из старинных русских преданий, в середине 16 века, царь Иван Васильевич Грозный повелел своим подданным составить, так называемый, «Царственный летописец», в котором бы нашли своё отражение все важнейшие события русской истории, с древнейших времён. Отдавая это распоряжение, великий владыка вряд ли мог представить, что данный труд завершится созданием уникальнейшей во всех отношениях летописи, дающей подробнейшее описание огромного числа событий так или иначе связанных с Россией и русским народом.
Неподдельный восторг и изумление вызывает оформление рукописи, где каждая страница была украшена удивительными миниатюрами, выполненными с необычайным мастерством и художественным вкусом. Всего же, летопись содержит более 16 тысяч иллюстраций, что не может не вызвать уважения и преклонения перед старинными русскими мастерами, увековечившими на её страницах свою любовь к Отечеству и его истории. По словам профессора Г.П. Георгиевского: «Книги хорошо сохранились. Листы их почти не пожелтели от времени. Изумительные рисунки, мастерски выполненные лучшими художниками XVI века, сохранили до настоящего времени яркость своих красок».
Среди огромного количества старинных миниатюр, как бы затерялась и та, на которой изображён неброский сюжет, внешне ничем особым не выделяющийся среди многих тысяч других ему подобных. На фоне, старинного города, с полукруглыми арками, зубчатыми парапетами, и острыми шпилями оборонительных башен, изображён его престарелый владыка, восседающий на высоком троне. Вокруг него многочисленная свита и две коленопреклонённые женщины. Судя по одеяниям, это супруга царя и его юная дочь. За ними, верхом на белом коне изображён юный царевич, который всем своим видом демонстрирует, доблесть, величие и достоинство. Гордая осанка, многочисленная свита подчёркивают превосходство юного царевича перед своим пожилым соперником. Именно соперником. Ибо встреча носит отнюдь не дружественный характер, хотя и особо выраженного противостояния не просматривается. По всему видно, что стороны находятся в состоянии сложных, но разрешимых переговоров, причиной которых является, по всей видимости, юная царевна, и кто-то ещё, находящийся в стороне, но оказывающий активное влияние на поведение договаривающихся сторон. Эта третья сила представлена одиноко стоящим воином с высоко поднятым обнажённым мечом, который временно отстранён от участия в переговорах, но жаждет принять в них самое непосредственное, и отнюдь не мирное участие.
Внимательное изучение персонажей изображённых на древней русской миниатюре, не оставляет сомнений в том, что она повествует о сватовстве некоего знатного, молодого и могучего царевича. Но сватовство осложнено явно враждебной настроенностью кого-то, из ближайшего окружения отца невесты. Да и сам царь, отнюдь не рад появлению незваного жениха. Неясной остаётся лишь позиция царевны и её матери. Встав на колени перед царём, они молят его либо о том, чтобы он защитил царевну от домогательств нежеланного жениха. Толи наоборот, умоляют не мешать им в обретении брачных уз. Как бы там ни было, но царь стоит перед трудным выбором, между дочерью, женихом и каким-то загадочным воином стоящим за его спиной.
Не смотря на то, что композиция миниатюры достаточно легко прочитывается, её весьма затруднительно увязать с каким-то реальным историческим эпизодом. Даже искушённые в тайнах русского царского двора специалисты, не смогли бы найти реальную основу для столь необычного сюжета. В самом деле. Нам неизвестны случаи, когда бы русских царских невест сватали бы силой. Не сохранили анналы истории и имён тех царей, которые осмелились бы явиться в русский стольный град, как к себе домой, и диктовать русскому царю свою волю и желания. Но если всё это так и никак иначе, тогда о каком эпизоде русской истории повествует загадочная миниатюра из «Царственного летописца»?
Вопрос этот, наверное так и остался бы без ответа, если бы автор миниатюры не догадался подписать её, следующим пояснением: «…како Ахиллесъ вшедъ во град Трою…»..!?
Если бы не приписка, сопровождающая данную миниатюру, мы никогда бы не смогли отнести данный сюжет к событиям Троянской войны. И не только потому, что по официальной версии, русские воины в Троянской войне не участвовали. Но ещё и потому, что по существующей традиции, Ахиллес в Трою не въезжал, так как был убит, ещё до её падения. И ещё потому, что к дочерям Приама он вроде бы не сватался. Во всяком случае гомеровская «Илиада» об этом умалчивает.
Но коль так. Тогда о каком Ахиллесе поведал нам русский художник со страниц старинной летописи. И откуда он почерпнул столь необычный сюжет, который никак не вяжется с современными взглядами на события столь отдалённого прошлого.
Анализируя противоречивость взглядов древнерусских художников и летописцев и их современных оппонентов, мы должны признать ошибочность или не полноту знаний и представлений кого-либо из них. В этом, явно не равном споре, попробуем поддержать авторов «Царственного летописца», в надежде на то, что их знания о Троянской войне базировались на достоверных фактах, не нашедших понимания у представителей современной официальной науки. Или… Просто неизвестных им.


НЕУДАЧНОЕ СВАТОВСТВО.

Как известно, Троянская война началась, из-за Елены Прекрасной похищенной Парисом. Разгневанные таким наглым поступком, одного из сыновей Приама, бывшие женихи Елены решают, вернуть её законному мужу, для чего, в сопровождении огромного войска, приплывают к стенам рокового Илиона. Среди многочисленных греческих вождей и царей, откликнувшихся на призыв Атридов, только один не имел никакого отношения к причинам вызвавшим самую кровопролитную войну древности. Это Ахилл. Его присутствие в стане греков, выглядит как простое недоразумение. А возможно и роковое стечение обстоятельств.
Как бы там ни было, но Пелеев сын не сватался к Елене. Он не связан с Атридами ни родственными узами, ни законами гостеприимства. Его генеалогия не совпадает с генеалогией тех ахейцев, которые пришли на Балканы с юго-восточных берегов Малой Азии. Более того, он открыто конфликтует с Агамемноном, и не желает признавать его превосходство, как предводителя объединённого ахейского войска. По всему видно, что у Ахилла гораздо больше претензий к своим случайным союзникам, нежели к таким же случайным врагам.
Так или иначе, но выбор сделан, и предводитель мирмидонян оказался врагом троянцев и союзником ахейцев. А потому, он принимает самое активное участие в грабеже окрестностей Илиона. Отважно сражается с союзниками Приама, не оставляя им никаких шансов на спасение и пощаду. Однако по свидетельству Гомера и других античных авторов, Ахилл не изъявляет особого желания участвовать в осаде достославного Илиона. Что-то удерживает его от непосредственного участия в штурме. Но что?
Пытаясь дать ответ на этот вопрос, Гомер вводит в текст своего повествования прекрасную наложницу Брисеиду, которую Ахилл добыл в качестве военного трофея. Однако принадлежащая ему по праву добыча, была отнята Агамемноном, что и привело к непримиримому противостоянию двух величайших царей. На этом, по мнению Гомера, исчерпывается перечень причин, по которым Ахилл отказывается участвовать в штурме Илиона. Во всём согласны с великим аэдом, и другие трагические поэты древности, а вместе с ними и их многочисленные комментаторы.
Абсолютное большинство исследователей, как официальных, так и не формальных, полностью согласны с тем, что именно Брисеида была тем «яблоком раздора», из-за которого Ахилл и Агамемнон, чуть не стали злейшими врагами. По их мнению, Ахилл оттого так болезненно воспринял утрату Брисеиды, потому что был влюблён в неё.
Что ж, данная версия многое объясняет в поведении Ахилла. Однако она никак не стыкуется с теми данными, что были в распоряжении составителей «Царственного летописца», по мнению которых Ахилл любил одну из дочерей Приама, и по всей видимости именно по этой причине отказывался принимать участие в штурме Илиона. Если это так, то мы имеем перед собой две альтернативные версии, одна из которых сохранилась в русской исторической традиции, другая была воспринята всеми остальными народами из трудов Гомера. Кроме всего прочего, в древней Руси, Ахилла почитали как национального героя, в то время как вся «просвещённая» Европа причисляла его к грекам, не имея при этом ни одного достоверного свидетельства данной этнической принадлежности.
Анализируя данные содержащиеся на страницах «Царственного летописца», мы должны признать тот неоспоримый факт, что на Руси история троянской войны была известна задолго до того, как появились первые переводы гомеровской «Илиады». Причём русские летописцы имели доступ к такой информации, которая была недоступна для всего остального мира. Вне всякого сомнения в их распоряжении имелись первоисточники раскрывающие события троянской войны, гораздо шире, нежели они представлены у Гомера. Не является исключением из правил и эпизод сватовства Ахилла к одной из дочерей Приама, запечатлённый на одной из миниатюр «Царственного летописца». Но если во времена Ивана Грозного на Руси был известен сюжет трояно-ахейской войны, то возникает законный вопрос по поводу того; откуда черпали данную информацию русские летописцы, и почему они связывали события тех времён с историей России? Не меньший интерес вызывает и судьба тех первоисточников (если они были), из которых черпали историческую информацию наши древние предки?


ИСЧЕЗНУВШАЯ «ЛИБЕРИЯ».

Идея создания «Царственного летописца», пришла к Ивану Грозному не сама собой. Её рождению предшествовало одно из величайших событий в истории Русского государства, произошедшее в 1472 году. В тот год, Великий князь Московский Иван III Васильевич, женился на византийской царевне Софье Палеолог. Вместе с рукой наследницы византийского престола он получил в приданое уникальнейшее собрание древних рукописей, принадлежащих последнему ромейскому императору Константину XI. Как и следовало ожидать, с момента появления в Москве столь бесценной библиотеки, прозванной «Либерией», о ней поползли самые невероятные слухи. Больше всего, как специалистов, так и обывателей интересовало, не только содержание, но и место её хранения. Может быть по этой причине, сам Иван III Васильевич, а вслед за ним и его сын, Василий III Иванович, постоянно «замуровывали» библиотеку, стараясь сделать её недосягаемой для постороннего глаза.
Нам не известны подлинные причины, по которым русские цари так тщательно скрывали древние книги, даже от ближайших родственников. Известно лишь одно, «Либерия», по праву считалась величайшим сокровищем Российского государства. Наиболее отчётливо это осознавал Иван IV Васильевич, который сделал из «Либерии» своеобразный государственный культ. Сохранилось предание, что куда бы не переезжал царь, отовсюду он проводил подземные тоннели к месту хранения своего любимого сокровища. Будучи дальновидным политиком и незаурядным государственным деятелем Иван IV Грозный прекрасно осознавал ту величайшую значимость, которую имеет библиотека не только для России, но и для всего человечества. Видимо, исходя именно из этого положения он решил использовать имеющиеся в его распоряжении рукописи, для создания, грандиозного по своему замыслу, Свода Истории Человечества. Нет сомнений, что на это он имел полное право.
Началом столь масштабной работы и стал «Царственный летописец», составленный на основе уже существовавших на тот момент русских Хронографов, с добавлением той информации, которая была почерпнута из византийских книг. Вполне вероятно, что именно в то время и попал на страницы летописца сюжет, связанный со сватовством Пелеева сына. Не исключено, что именно в «Либерии» была почерпнута та информация, на основе которой к числу русских национальных героев был причислен не только Ахилл, но и многие другие участники троянской войны.
Как бы там ни было на самом деле, но на сегодняшний день мы можем лишь догадываться о содержании знаменитой библиотеки, ибо после смерти Ивана Грозного её никто не видел. Уникальнейшее собрание древних рукописей, способных безмерно обогатить не только историю русского народа, но и всего человечества исчезло где-то в глубине кремлёвских подземелий. Робкие попытки отыскать библиотеку, предпринятые Осиповым, Щербатовым, Стеллецким и Осокиным не принесли желаемого результата. Тщетными оказались усилия Ваттермана, Горсея и Сапеги. Не сопутствовал успех и комиссии Тихомирова, созданной в годы правления Хрущёва. Либерия стойко хранила свою тайну.
«Археологические тайны, а библиотека Ивана Грозного относится к разряду именно таковых, если они не поддаются разгадке на протяжении веков, конечно, обрастают легендами, суевериями, «знаками». Неспроста возникло упоминание о «слепоте», подстерегающей людей, почти нашедших разгадку и блуждавших где-то около библиотеки… Ведь в самом деле бытовало и бытует мнение, будто Софья Палеолог была колдуньей и наложила на хранилище книг и рукописей не больше и не меньше – «проклятие фараонов», о коем узнала из древнего пергамента, свитка, хранившегося в той же библиотеке!» (В. Бацалев, А. Варакин «Тайны археологии»).
Конечно же рассказы о «прокляти фараонов» могли оказать воздействие на кого угодно, но только не на представителей официальной науки. Однако, как это не покажется странным, но таинственное исчезновение «Либерии», за редким исключением, никогда не волновало умы профессиональных российских историков. Их почему-то всегда устраивало то положение дел, когда библиотека причислялась к числу бесследно исчезнувших реликвий. Более того, многие из тех энтузиастов кто осмеливался поднять в научных кругах проблему поисков библиотеки Ивана Грозного, автоматически причислялся к числу «дилетантов», не владеющих строго научными методами критического осмысления русской старины. Любая инициатива в отношении поисков библиотеки Ивана Грозного, всегда натыкалась на безразличие и даже противодействие официальных административных и научных структур. В этой связи весьма показательно отношение к проблеме поисков «Либерии», всемирно знаменитого фальсификатора русской истории, академика, Д.С. Лихачёва, который как-то сказал: «Вместо раздувания ажиотажа вокруг поисков и тайны библиотеки Ивана Грозного, нам нужнее было бы спасать книжные сокровища, которые гибнут в наши дни… даже если библиотеку Ивана Грозного обнаружат, находка не будет представлять большой научной ценности». Как кажется маститый академик совершенно прав в том, что «Либерия» не сможет обогатить современную концепцию истории русского народа и Русского государства. Ибо, она радикально опровергнет её, что само по себе, конечно же не имеет какой-либо «научной» ценности в отношении существующих академических догматов.
Учитывая данное обстоятельство, Россия и русский народ не вправе рассчитывать на возможность обретения библиотеки Ивана Грозного в ближайшее время. А коль так, то не раскрытой может остаться и причина, по которой на страницы «Царственного летописца» попал сюжет со сватовством Ахилла…
Хотя точку в этом вопросе ставить рано.


ТРОЯ – РУССКАЯ ЗЕМЛЯ.

Исходя из предположения о том, что информация о троянской войне и её участниках, стала известна на Руси лишь благодаря обретению «Либерии», мы искусственно игнорируем возможность наличия каких либо чисто русских свидетельств о штурме Илиона. И напрасно. Ибо ещё в I веке нашей эры, греческий историк Дион Хрисостом, относительно Гомера и его «Илиады» писал следующее:
«Все боресфениты питают к нему (Гомеру, - А.Л.) особое пристрастие, вероятно потому, что они сами и в наше время весьма воинственны, а может быть и вследствие их преклонения перед Ахиллом. Они почитают его с великим усердием и воздвигли ему храмы - один на острове, названном его именем, другой в городе. Поэтому они ни о ком другом, кроме Гомера, ничего и слышать не хотят. Сами они, как и все варвары, говорят по-гречески неправильно, однако «Илиаду» почти все знают наизусть».
Если верить данному свидетельству, то в северном Причерноморье, не только знали историю троянской войны и свято чтили культ Ахилла, но и в отличие от просвещённых греков, заучивали наизусть текст гомеровской «Илиады». Почитание Ахилла в эпоху эллинизма достигло таких размеров, что на всём протяжении от Дона до Днестра не было более или менее значимого населённого пункта, где бы отсутствовал храм, алтарь или жертвенник посвящённый этому великому герою троянской войны. Многие учёные, занимавшиеся изучением истории Великой Скифии, искренне поражались наличию у жителей северного Причерноморья столь развитого культа Ахилла, который был возведён здесь в ранг божества.
Не меньшее удивление у историков вызывали множественные параллели связывающие воедино троянцев и древних руссов. Данное обстоятельство послужило появлению в середине XIX века целой плеяды учёных, пытавшихся доказывать этническое, культурное и политическое единство троянцев и руссов. Среди наиболее рьяных сторонников данной идеи можно назвать Е.И. Классена, который писал: «Троя и Русь заняты были не только одним и тем же народом, но и одним его племенем; …следовательно, Руссы есть племенное название народа, заселявшего Трою.
Это подтверждается, в избыток, ещё и тем, что Трояне и Руссы имели одну общую мифологию, однозвучные и часто одинаковые имена, одинаковое оружие, обряды и обычаи».
Наряду с этим, Классен провёл большую исследовательскую работу по выявлению истоков почитания на Руси героического эпоса времён троянской войны. Особое внимание он уделил изучению упоминаний Трои и веков троянских в «Слове о полку Игореве». Сравнительный анализ текстов Игориады и Илиады позволил ему сделать вывод не только о том, что первоначальный текст Илиады был написан на древнеславянском языке, и лишь спустя 500 лет был переведён на греческий, но и о том, что славянский текст Илиады, существенно отличавшийся от своего греческого аналога, был хорошо знаком автору Игориады. Более того, он ничуть не сомневался в том, что «Илиада на отечественном языке нашем была не у одного творца Игориады в руках, а у многих Руссов, но с нашествием половцев, Монголов и почти всеобщим сожжением городов русских этот памятник народной славы погиб безвозвратно… Но, впрочем, он мог существовать и в позднейших списках».
Учитывая последнее замечание, сделанное великим русским историком, мы вправе предположить, что сюжет троянской войны воспроизведённый на страницах «Царственного летописца», мог иметь чисто русское происхождение и существовать вне рамок знаменитой «Либерии». Дополнительную уверенность в этом даёт факт трепетного почитания Ахилла в среде причерноморских скифов, а также тщательное изучение ими событий троянской войны по тексту гомеровской «Илиады».
Впрочем, мы обязаны отметить и тот не маловажный факт, что «Илиада» Гомера, не отображает в полной мере, ту информацию о троянской войне которой располагали древнерусские летописцы. Наряду с этим, мы также вынуждены признать, что наши предположения о существовании древнерусского текста «Илиады», или какого-нибудь другого произведения о событиях периода троянской войны, имеют пока лишь косвенные и весьма некорректные доказательства. А потому, любая теория построенная на их основе, не может быть признана научной, а тем более достоверной.
Исходя из всего выше сказанного, попробуем раздобыть дополнительные сведения о возможности существования древнерусской версии «Илиады», или какого-либо другого эпического произведения посвящённого событиям троянской войны. В основу своих изысканий положим предположение о том, что известный авторам «Царственного летописца» сюжет о сватовстве Ахилла к одной из дочерей Приама, не является плодом безудержной фантазии, а имеет в своём основании вполне реальные исторические события, нашедшие своё отображение в древних письменных источниках.


ТРОЯНЦЫ - ПРЕДКИ КАЗАКОВ.

Семена посеянные Ф. Воланским, Е.И. Классеном, А.Д. Черковым, дали обильные всходы. К концу XIX века, теория этнического единства руссов и троянцев, обрела множество сторонников и последователей. Славянская родословная Ахилла, Гектора, Энея и многих других героев троянской войны, перестала быть экзотической, и нашла своё отображение у многих авторов, писавших о древнейшей истории России. Не остались в стороне от исследования данной проблемы и казачьи историки. К началу ХХ века, как на Дону, так и на Кубани весьма популярна стала теория троянского происхождения казачества. Наиболее весомый вклад в разработку этой версии, внёс замечательный донской историк Е.П. Савельев, который в своей книге «Древняя история казачества», написал буквально следующее: «Казачество… представляя передовой оплот великого славяно-русского племени, было известно, под тем или иным именем, в глубокой древности, за много лет до Рождества Христова… оно в XII в. до Р.Х. на 30 кораблях с берегов Дона, Днепра и Днестра ходило на защиту Трои, потом часть его проникло в Италию под именем гетов-руссов, а впоследствии основало Рим».
Данные выводы Савельев строил не на пустом месте. Опираясь на труды своих предшественников, он детально проработал проблему славяно-русского происхождения Энея. Следующим этапом его исследований стало доказательство того предположения, что «Трояне были, как и Эней, Славяно-Руссы». Для обоснования данной теории, он привлекает в свидетели непосредственных участников троянской войны. Со стороны греков выступает Дит (Диктис) Критский, а со стороны троянцев, Дарет (Дарес) Фригийский. «Оба они были личными свидетелями этих битв и оба» описали историю падения достославного Илиона, и разрушения Трои.
«По сказаниям Дареса и Дита, Троянам были известны: скульптура, живопись, механика, поэзия, музыка, комедия и трагедия, между тем как греки в то время знали лишь одну грабительскую войну, её зверства и хитрости, поэтому Трояне называли греков зверонравными. Троянам и соседним родственным им народам была известна и письменность: ею они пользовались во всех случаях повседневной жизни и в стихосложении гекзаметров. Алфавит был тот же, что и у Гетов-Руссов Италии. Многие исследователи позднейшего времени пришли к заключению, что Илиада была первоначально написана на языке славяно-русском, и что автором этой поэмы был Дарес». (Е.П. Савельев «Древняя история казачества» 1915 г.).
Шокирующие выводы Савельева, ни в чём не согласующиеся со взглядами современных учёных, исповедующих методы скептического восприятия и критического анализа событий русской истории, заставляют нас обратится непосредственно к трудам Дареса (Дарета), который назван у Савельева истинным автором Илиады. Впрочем, вплоть до XVIII века, данная точка зрения была господствующей во всех европейских странах. И лишь после создания так называемой «научной» версии мировой истории, Дарет вместе с сотнями других древних авторов, был обвинён в фальсификации реальных исторических событий, а их произведения стали недоступны для массового читателя. Массированное насаждение, новых, критических подходов в осмыслении исторического прошлого привело к тому, что в настоящее время из великого множества эпических и чисто исторических произведений рассказывающих о троянской войне, нам известно только одно. Это «Илиада» Гомера.
Данное положение дел выглядит предельно несправедливым, ибо истина познаётся в сравнении различных точек зрения, тем более, что среди литературных конкурентов Гомера были непосредственные участники троянской войны, лично знакомые с её легендарными героями. Слепое отрицание альтернативных точек зрения ведёт к неизбежному искажению первоосновы любого исторического события, тем более если оно отодвинуто от нас на многие тысячелетия. Мы не вправе судить и осуждать тех авторов мнение которых не укладывается в рамки нашего, сугубо субъективного восприятия хода мировой истории. Тем более, что это восприятие сформировано под воздействием чудовищного идеологического пресса, почему-то называемого наукой.
А коль так, то есть смысл поближе познакомиться с теми авторами, мнение которых сегодня считается ненаучным, а всего каких-то 100 лет назад на их основе строились грандиозные по своему значению теории этногенеза славян и руссов.


КТО АВТОР САМОЙ ДРЕВНЕЙ «ИЛИАДЫ».

Уже более двух тысяч лет не утихает спор о том, существовал ли на самом деле автор знаменитой «Илиады», условно прозванный Гомером. По мнению одних, это вполне реальный человек, некогда проживавший в троянском городе Кемь. Другие же утверждают, что это собирательный образ, в котором нашла своё воплощение многовековая традиция бродячих аэдов, воспевших в своих стихах бессмертные подвиги легендарных героев троянской войны. Третьи же вообще отрицают существование не только Гомера, но и самой троянской войны.
В пылу неослабевающих с годами споров, как-то выпало из поля зрения то обстоятельство, что Гомер, будь он даже реальным историческим лицом, отнюдь не единственный и к тому же далеко не первый автор, описавший историю крушения Илиона. Сквозь мглу веков, до нас дошли не только имена, но и конкретные исторические свидетельства принадлежащие непосредственным участникам как осады, так и обороны великого троянского града. Согласно «Суде», первая поэма о Троянской войне была написана, ближайшим другом Ахилла, и одним из величайших ахейских героев Паламедом, по преданию, научившим греков пользоваться дорическим (скифским) алфавитом. По другой версии автором этой поэмы был ученик Паламеда, Коринн, также писавший «дорическими буквами».
Использование чуждого грекам алфавита и тотальный крах ахейской державы, последовавший вскоре после падения Илиона, привели к тому, что труды Паламеда и Коринна оказались полностью утрачены, хотя ссылки на них встречаются у многих авторов.
Гораздо благосклоннее была судьба к трудам ещё одного участника Троянской войны из лагеря ахейцев, Диктиса Критского. Будучи писцом в войске царя Идоменея, он составил подробный рассказ об осаде могучего троянского града, не дорическим, а пуническим алфавитом. Данное обстоятельство послужило тому, что во времена Нерона, его труды были переведены на греческий (папирус из Тебтуниса), а затем и на латинский язык. После этого, записки Диктиса стали одним из популярнейших произведений о троянской войне, из которых черпали интересующие их сведения многие поколения европейцев.
Многие эпизоды Троянской войны известны нам из трудов Сизифа Косского, в передаче Иоанна Малалы. Будучи писцом у Тевкра (двоюродного брата Ахилла), Сизиф принимал самое непосредственное участие в осаде Илиона, о чём оставил множество бесценных свидетельств.
Из числа защитников Илиона писавших о Троянской войне, нам известен Кефалион из Гергифа. Согласно античной традиции, в этом городе жили прямые потомки илионцев, к числу которых принадлежал и Кефалион. В более поздние времена, данный труд приписывался ещё одному троянцу, Гегесианаксу из Александрии Троадской, который, по всей видимости, был обыкновенным компилятором произведений более ранних авторов.
Серьёзные затруднения вызывает также, датировка трудов таких авторов, как Дионисий Скитобрахион и Гелланик Лесбосский, хотя традиционно и они причисляются к числу непосредственных участников Троянской войны. Впрочем, «подлинную» историю всегда пишут победители, даже если она отображает чисто субъективный взгляд, во многом не соответствующий реальной действительности. Что же касается проигравшей стороны, то она может рассчитывать лишь на соболезнования, без права на реабилитацию. Вероятно по этой причине, не причисляются к числу достоверных те свидетельства, которые исходят со стороны троянских летописцев.
Не является исключением из правил и уникальнейшее произведение Дарета Фригийского, под названием «История о разрушении Трои». Будучи троянцем по происхождению Дарет не мог быть понят и принят греками, хотя его версия троянской войны долгое время считалась наиболее достоверной, особенно в Италии. Во многом этому способствовало то обстоятельство, что после падения Илиона он остался с товарищами Антенора, которые обрели своё новое отечество на севере Адриатики. Вплоть до XXVIII века Дарет оставался самым известным автором, описывавшим историю крушения Илиона.
Однако, вследствие роста популярности Гомера, он постепенно стал отодвигаться на второй план, а затем и вовсе был причислен в разряд фальсификаторов. В последнее же время ставится под сомнение сам факт его существования как во времена Троянской войны, так и в последующие эпохи. Во многом этому способствовало то обстоятельство, что язык, на котором была написана «История» Дарета, был пеласгическим, на что однозначно указывал Скитобрахион. Но пеласгический язык, как то убедительно доказал А.Д. Чертков, есть ничто иное как древнеславянский. Даже древнегреческий язык гораздо ближе древнеславянскому нежели современному греческому. А посему отпадают все сомнения по поводу справедливости высказываний Е.И. Классена, Е.П. Савельева и многих других истинно русских историков, о том, что «Фригийская Илиада» Дарета была первоначально написана на славянском, вернее древнеславянском языке. Если к этому добавить славяно-русскую этническую принадлежность троянцев, то мы вступаем в полное противоречие с ныне существующими научными догматами, категорически отвергающими наличие славяно-русских цивилизаций, до 862 года н.э. На этой же почве базируются теории отвергающие не только наличие у троянцев письменности, но и сам факт существования Дарета Фригийского.
Всё это делается не взирая на то обстоятельство, что в распоряжении учёных имеется множество свидетельств не оставляющих сомнений по поводу того, что Дарет это реально существовавший человек, известный даже Гомеру. Ведь в «Илиаде» чёрным по белому записано: «Был в Илионе Дарес, непорочный священник Гефеста, муж и богатый и славный…». Знаком Гомер и с сыновьями Дарета, которых звали Фегис и Идей.
Знал о Дрете и Элиан, который, в своих «Пёстрых историях» указывает на то, что «До Гомера жил также фригиец Дарет, чья Фригийская Илиада сохранилась вплоть до настоящего времени». Знал о существовании Дарета и Антипатр Аканфский, со ссылкой на которого Евстафий, записал: «К Гектору был приставлен наставником Дарет Фригийский, написавший «Илиаду» ещё до Гомера». Любопытное свидельство принадлежит Исидору Севильскому, который указывал на то, что: «У язычников Дарет Фригийский самым первым издал историю греков и троянцев».
Как кажется, не может быть сомнений в том, что Дарет Фригийский в отличие от Гомера, вполне реальная историческая личность. Он троянец, священник Гефеста, мнемон Гектора, друг Антенора, спутник Энея. А ещё он - писатель и историк, первым описавший гибель Илиона. Причём использовал для этого он древнеславянский язык и один из древнеславянских алфавитов. Не исключено, что и рунический. На тот факт, «что все древние племена Славян имели свои рунические письмена, есть уже теперь дело несомненное, сознанное даже Германцами, оспаривающими каждый шаг просвещения славянского», - указывал ещё в середине 19 века, замечательный русский учёный Е.И. Классен. Развивая свои мысли, он писал:
«Только наши доморощенные скептики, кончившие изучение истории ещё в школе, уверяют, что все руны должны быть скандинавские. Но прочли ли эти велемудрые толковники хотя бы одну руническую надпись? Видели ль хотя бы одну? – это подлежит ещё сомнению. И сам Шлецер – этот отвергатель всего, возвышающего Славян над другими народами, не смел не согласиться вследствие свидетельства Геродота и других греческих писателей, что многие скифские племена знали грамоту и что и сами Греки приняли алфавит от Пеласгов, народа так же скифского, или, что всё равно, славяно-русского происхождения.
Из всего, здесь выведенного, явствует, что Славяне имели грамоту не только прежде всех западных народов Европы, но и прежде Римлян и даже самих Греков и что исход просвещения был от Руссов на запад, а не оттуда к нам».
«Уничтожив средиземноморскую Русь (Трою, - А.Л.) и греки и римляне попытались придать её забвению, назвав народ тусками этрусками (римляне)* тиррены, тирсены, пеласги (греки), а письмена их нечитаемыми и бессмысленными.
В плену у подобных утверждений оказалась наука… Ряд учённых с мировым именем, в том числе советские и русские…, недооценив мощь, силу и действенность русского интеллекта древности и, даже не допуская, что имеют дело с письменным материалом русских Средиземноморья, видя перед собой буквы русского алфавита-букваря, не признавали их за русские…
Им, конечно, оказалось не под силу не только буквенное прочтение, но тем более подетально-предметные, рельефные, контурные, красочно-художественные и другие формы фиксации слов и мыслей, которыми превосходно владели русы Средиземноморья». (А.Г. Егурнов «Этруски писали по-русски»).
То, что во времена Троянской войны, уже существовали протославянские цивилизации, факт хоть и не признанный, но реально имевший место. То же самое можно сказать и в отношении славянской письменности. Не может быть никаких сомнений в том, что она существовала задолго до того, как ею овладели все остальные народы Средиземноморья, включая пресловутых финикийцев.
Исходя из этого мы вправе предположить, что первая «Илиада», могла быть написана именно на славянском языке. И кто его знает, может быть именно Дарету принадлежала та древнеславянская поэма о Троянской войне, найденная на берегах Дуная, от которой до настоящего времени дошёл лишь, во многом курьёзный перевод на латинский язык. Во всяком случае, мы вправе быть уверены в том, что с историей троянской войны славяне познакомились отнюдь не от «просвещённых» европейцев. Во всяком случае, её основные сюжеты были известны славянам задолго до переводов на русский язык Дарета и Гомера, о чём красноречиво свидетельствует «Царственный летописец».


АХИЛЛ И ПОЛИКСЕНА.

В настоящее время принято считать, что сказания о Троянской войне проникли на Русь из Западной Европы в XVI – XVII веках. Тогда же в русских летописях впервые упоминается имя Дарета и многие сюжеты из его «Истории о разрушении Трои». Естественно было бы предположить, что и сюжет из «Царственного летописца», попал в Московию тем же путём. Однако принятию данной версии препятствует то обстоятельство, что у Дарета, как и у других авторов писавших о Троянской войне, отсутствует эпизод въезда Ахилла во град Трою. значит в распоряжении русских летописцев была история Троянской войны несколько отличная от той которую написал Дарет. Хотя сам факт сватовства Ахилла полностью согласуется с версией Дарета, что представляет из себя факт замечательный сам по себе.
В самом деле, если мы обратимся к Дарету, то обнаружим у него целую главу посвящённую данному эпизоду, под названием «Ахилл и Поликсена». Дарет пишет: «Когда наступила годовщина того дня, в который был похоронен Гектор, Приам, Гекуба, Поликсена и другие троянцы отправились на его могилу. Им встретился Ахилл. Он увидел Поликсену, не мог оторвать от неё глаз и страстно полюбил её. Он охвачен пылом страсти, и жизнь опостылела ему из-за любви».
Столь неожиданную завязку Дарет приурочивает ко времени одного из перемирий, заключённых между троянцами и ахейцами, через год после смерти Гектора. У других авторов Ахилл замечает Поликсену, сразу после поединка с Гектором, когда она бросает ему браслеты и серьги желая выкупить за них труп своего брата. У Диктиса Ахилл и Поликсена знакомятся ещё при жизни Гектора, у Филостарта во время его похорон. Но в любом случае результат этой нечаянной встречи резко меняет внутренне состояние величайшего из героев Троянской войны. Ахилл воспылал всепоглощающей страстью, к дочери своего злейшего врага…
Любопытно, но только у Гомера, в отличие от всех остальных авторов писавших о троянской войне, Поликсена вообще не упоминается. Оно и понятно. Греки не могли допустить, чтобы их величайший герой, стал жертвой любовной страсти к дочери Приама. Данное обстоятельство казалось им унизительным, а потому в перечень действующих лиц, вместо Поликсены была введена Брисеида, отсутствующая у Дарета. Гомер пытается искусно обыграть вызывающее по отношению к грекам поведение Ахилла его любовной страстью к Брисеиде, в то время как все остальные авторы, виновницей данной метаморфозы считают Поликсену. Как видится вторая версия гораздо правдоподобнее. Косвенным доказательством этому служит описание образа Поликсены.
По свидетельству Дарета, Поликсена своей красотой превосходит даже Елену. Ведь она, «…высока ростом, с белоснежной кожей, с длинной шеей, прелестными глазами, длинными русыми волосами, хорошо сложенная, с удлинёнными пальцами, прямыми голенями, превосходными ступнями, своей красотой превосходящая всех, прямодушная, богатая, щедрая». У Филострата, она «высокая, изящная, совсем белокожая, с большими глазами…дева приятная на вид и очень красивая». Иосиф Искан свидетельствует:

«Светит народу троян Поликсена красою своей несравненной,
Всех побеждая соперниц, хвалы же особой достойны
Стана белей молока соразмерность, улыбчивых прелесть
Глаз и над малой стопою точёных лодыжек изящность,
Ровно походкой прямою ступающих; с членов красою
Кость не сравнится слоновая, гордая лилия с шеей,
Перья павлиньи с кудрями златистыми; нравом смиренна
Дева, проста и приветлива, вовсе гордыни не знает
Или же хитрости, и никогда не откажет просящим».

Знакомясь с описанием Поликсены, вполне естественно предположить, что красивейший и сильнейших из всех земных царей, Ахилл, не мог не воспылать безумной любовной страстью к такой фантастической красавице. Так оно и случилось на самом деле. Раненный в сердце Ахилл не в силах снести разлуку со своей возлюбленной, отправляет посольство к её матери Гекубе, и просит у неё руку Поликсены. При этом он клянётся в том, что «если она отдаст её, он вернётся со своими мирмидонянами домой, а когда он сделает это, то и другие вожди последуют его примеру». (Дарет Фригийский «История разрушения Трои»).
Выслушав предложение Ахилла, Гекуба принимает его, но при условии, если этому не воспротивится Приам. Она ещё надеется уговорить мужа, отдать Ахиллу свою дочь и тем самым прекратить многолетнюю войну унесшую уже многие тысячи жизней, в том числе и сыновей Гекубы. Однако Приам отвергает просьбу супруги, заявляя, что не должно отдавать дочь в жёны врагу, за его обещания покинуть поле боя. Ведь под стенами достославного Илиона останется множество его друзей и союзников, которые не смогут отказаться от планов разграбления столь богатого града. «Поэтому, если Ахилл хочет, чтобы это совершилось, пусть будет заключён вечный мир, войско отступит и союз будет освящён по закону. Если это будет сделано, он охотно отдаст дочь ему в жёны». (Дарет Фригийский «История разрушения Трои»).
Гекуба не вправе перечить своему мужу, возвращается к посольству посланному Ахилллм, и передаёт ему условия выдвинутые Приамом. На этом эпизод сватовства Ахилла, описанный Даретом заканчивается. Из его описания мы можем сделать однозначный вывод о том, что поведение Приама и Гекубы в точности соответствуют содержанию миниатюры из «Царственного летописца». Единственным существенным отличием является присутствие на ней самого Ахилла, свидетельствующее о том, что русские художники пользовались источниками во многом отличными от версии Дарета. К тому же нам пока не ясна позиция Поликсены, а также присутствие на миниатюре некоего воина угрожающего Ахиллу мечом. Однако, Дарет дёт нам ответы на эти вопросы в следующих главах своей «Истории».


БУНТ АХИЛЛА.

Возвратившись от Гекубы, послы изложили Ахиллу условия выдвинутые Приамом, что привело его в неописуемую ярость. В необузданном гневе Пелеев сын проклял тот день и час когда он вступил в эту войну на стороне ахейцев. Он «сетует, что вся Греция и Европа созваны ради одной только женщины Елены, что прошло столько времени и погибло столько тысяч людей и даже самой свободе угрожает опасность». Он решительно требует от ахейцев немедленно заключить вечный мир и отвести войско от стен Илиона. Однако ахейские цари, чувствуя своё численное превосходство, не желают останавливаться на пол пути, и после годичного перемирия вновь начинают осаду Илиона, но теперь уже без участия Ахилла. Вождь мирмидонян отказывается идти в битву. Он поклялся Гекубе не воевать против троянцев, и полон решимости быть верным данному слову.
Отсутствие на поле боя Ахилла и его отважных мирмидонян, вселяет отвагу в сердца троянцев. Они не только отражают приступ ахейцев, но и обращают их в позорное бегство. Теперь уже греки вынуждены держать оборону своего лагеря, осаждаемого троянцами. Поверженные аргивяне обращаются с мольбой о помощи к Ахиллу, но он остаётся безучастен, даже тогда, когда троянцам удаётся поджечь корабли. Через семь дней кровопролитных столкновений, изнеможенные ахейцы запросили перемирие.
Воспользовавшись передышкой, предводитель ахейцев Агамемнон вновь обращается к Ахиллу, но тот опять же оказывается глух к мольбам своих недавних соратников. Он откровенно признаётся в своей любви к Поликсене, а потому настойчиво требует заключения вечного мира и отвода ахейского войска от стен Илиона. Греки в растерянности. Большинство из них не желают продолжать войну, если в ней не будет участвовать Ахилл. Однако Менелаю и Калханту удаётся убедить всех сомневающихся в необходимости продолжения боевых действий и не опасаться того, что троянцы неожиданно одержали верх.
Собравшись с последними силами Агамемнон выводит своё войско на поле боя. Против него троянцы во главе с одним из сыновей Приама, Троилом. Начинается битва. Могучий и бесстрашный Троил ведёт своё войско в наступление. Он ранит Менелая, а затем и самого Агамемнона. Ахейцы, уже в который раз, обращаются в бегство и просят у Приама очередного перемирия. Троил решительно возражает, убеждая отца продолжать войну до полной победы. Однако Приам не слушает своего юного сына, и даёт Агамемнону согласие на перемирие.
«Пока длится перемирие, по решению совета Агамемнон отправляется к Ахиллу, чтобы призвать его выйти на бой. Скорбный Ахилл утверждает, что он не выйдет сражаться, что следует заключить мир… но он не может совсем отказать Агамемнону; поэтому когда подойдёт время битвы, он пошлёт своих воинов, но сам не выйдет» (Дарет Фригийский «История о разрушении Трои»).
Подходит время битвы. Троянцы во главе с Троилом, вновь обращают ахейцев в бегство. Многих убивают. Ещё больше ранят. Греки вновь просят перемирия. Приам принимает их предложение.
Похоронив убитых и залечив лёгкие раны, войска вновь сходятся на поле боя. И вновь троянцы берут верх. Особенно свирепствует Троил. Он разгоняет ахейцев, а затем отважно бросается на мирмидонян. Охваченные паникой, те не могут оказать сопротивление и в великом множестве гибнут под ударами троянцев. Ахилл заметив гибель своего войска бросается на помощь, но раненный Троилом покидает поле боя.
Через семь дней, оправившись от раны, Ахилл отрекается от гнева и сам выводит мирмидонян на поле боя. Он пламенно призывает их со всею отвагой напасть на Троила, дабы отомстить ему за раны их царя. Начинается битва. Троянцы во главе с Троилом вновь обращают в бегство ахейцев. Но в это время мирмидоняне окружают троянского царя. Они смертельно ранят его коня. Запутавшийся в конской упряжи Троил, падает на землю. «Ахилл, быстро подбежав, убивает его».
Многочисленные комментаторы и толкователи истории крушения Илиона не во всём согласны с Даретом, относительно обстоятельств гибели Троила. Неизменным остаётся только участие коня. Так Софокл и «Первый Ватиканский мифограф» указывают на то, что Троил был убит Ахиллом из засады, в то время когда он упражнялся в верховой езде. В «Киприях», рассказывается о том, как во время перемирия Троил повёл своего коня к водопою находящемуся недалеко от городских стен. Он не подозревал о том, что там в засаде его уже ждал Ахилл. После внезапного нападения раненный Троил попытался укрыться в святилище Аполлона Фембрейского, но Ахилл нарушив традиции добил юного Приамова сына прямо возле алтаря. В ранних сказаниях о Троянской войне смерть Ахилла от стрел направленных Аполлоном всегда связывалась со смертью Троила, окончившего свой земной путь на алтаре этого бога. В Трое как и в Греции, существовал обычай по которому человек пришедший в храм поступал под защиту того божества которому там был воздвигнут алтарь. Естественно предположить, что смерть Ахилла была расплатой за святотатство в храме Аполлона.
Однако мстить могут не только боги. Иногда люди оказываются куда изобретательнее и изощрённее богов. Ахилл оскорбил Аполлона тем что пролил кровь на его алтаре. Но он оскорбил ещё и Гекубу, убив её сына не в открытом бою, а из засады, или беспомощно лежащего на земле, как у Дарета. Мы не знаем того, насколько реальна была месть Аполлона. Но зато нам хорошо известно как отомстила Ахиллу Гекуба.


МЕСТЬ ГЕКУБЫ.

«Гекуба, опечаленная тем, что два её мужественнейших сына, Гектор и Троил, убиты Ахиллом, решилась на по-женски дерзкий поступок, чтобы отомстить за своё горе. Она настойчиво уговаривает и умоляет Александра, чтобы он отомстил за своих братьев, устроил бы Ахиллу засаду и убил его ничего не подозревающего.
Она припомнила о том, что Ахилл присылал к ней и просил отдать в жёны Поликсену. Она же пошлёт передать ему решение Приама, что они заключат между собой мир и освятят его в святилище Аполлона Фимбрейского, которое находится перед воротами. Когда Ахилл придёт туда для беседы, Александр должен будет убить его из засады». (Дарет Фригийский «История о разрушении Трои»).
Если верить Дарету то предательское убийство Троила, (не в открытом бою, а из засады) повлекло за собой изощрённую месть Гекубы, которая разрабатывает не мене предательский план убийства Ахилла. С этой целью она посылает ему известие о родительском согласии на брак с Поликсеной, которое должно быть оформлено соответствующим договором в святилище Аполлона, там где по мнению многих авторов, Ахилл добил умирающего Троила.
Пелеев сын, потерявший рассудок и осторожность, вместе со своим другом Антилохом, спешит на место рокового свидания, где его поджидает погибель. Как только он входит в храм Аполлона, Александр (Парис) под прикрытием наиболее отважных троянских воинов поражает сначала Антилоха, а затем и самого Ахилла. Великий герой, казавшийся божественным, неуязвимым и непобедимым, погибает на алтаре храма Аполлона, тщетно проявляя своё мужество. Сила, отвага, доблесть не смогли защитить его, и обратились в ни что в сравнении с любовью к женщине, женским пророчеством* и женским коварством.
Античные и средневековые авторы писавшие о Троянской войне, очень много внимания уделяли Гесионе, из-за которой в войну вступили троянцы и Елене, из-за которой отправились к роковым стенам Илиона лучшие ахейские мужи. Немного меньше внимания они уделили Андромахе, своеобразному символу идеальной женщины, супруги, матери. Достаточно полно раскрыт и трагический образ Гекубы, потерявшей в этой войне почти всех своих сыновей. Не избежали трагической участи и дочери троянской царицы, в том числе и прекрасная Поликсена.
Филострат свидетельствует о том, что когда ахейцы с великими почестями похоронили Ахилла, на его могилу тайно явилась юная Поликсена. Желая навсегда соединиться со своим возлюбленным на Елисейских полях, она пронзила своё сердце острым кинжалом. Согласно Дарету, Поликсена была принесена в жертву Неоптолемом, на могиле своего отца. В схолиях к Еврипиду, Поликсена была смертельно ранена при взятии Илиона, и похоронена Неоптолемом. У Овидия и Сенеки, смерть Поликсены объясняется ультимативным требованием духа покойного Ахилла, соединиться со своей возлюбленной в загробном мире.
Каковыми бы небыли обстоятельства гибели Поликсены, в основе всех их лежит одна и та же причина. Ахилл и Поликсена не сумевшие соединиться в земной жизни, обрели друг друга в загробном мире. На то была их личная воля и неукоснительное следование обычаям и традициям предков со стороны ближайших родственников и друзей.
Добровольный уход из жизни жены или невесты воеводы или знатного воина, был многократно засвидетельствован среди донских и приазовских русов. Такой же обычай существовал и у русов Варяжского моря. Доказательством этому служат не только археологические находки, но и многочисленные письменные свидетельства как античных, так и раннесредневековых авторов. Естественно предположить, что множественные параллели, находимые нами в традициях русов и троянцев не есть плод случайных совпадений. Всё это убедительные и весьма красноречивые свидетельства их этнического единства.
Это единство столь разительно, что обнаруживает себя в самых неожиданных эпизодах Троянской войны. Так в «Древней истории казачества», принадлежащей перу Е.П. Савельева, указывается на то обстоятельство, что «Скифы (по-Геродоту) и Трояне (по-Дарету) знали секрет бальзамирования трупов. У скифов целый год возили по всему государству набальзамированный труп их царя; у последних тело Гектора так же было набальзамировано и помещено в сидячем положении на всё время печальной церемонии, до совершения по нём славянской тризны. У Троян был обычай, как и у славян, рыданий по усопшим, и за гробом шли обыкновенно плакальщицы с распущенными волосами, сопровождая покойника рыданием и причитаниями». На этом фоне нет ничего удивительного в том, что юная Поликсена ушла из жизни точно так, как это делали жёны и невесты донских, неманских и полабских руссов, многие столетия спустя. Она продемонстрировала всем окружающим как строгое следование заведённым обычаям, так и признание личной ответственности за трагическую судьбу своего возлюбленного.


ТАЙНА «ЦАРСТВЕННОГО ЛЕТОПИСЦА».


Отдав должное героизму Поликсены, прекраснейшей из троянских женщин, которая, несмотря на свой юный возраст, ничуть не усомнилась в святости выбранного ею пути, пути строгого следования обычаям предков, мы можем наконец-то воспроизвести смысловое содержание таинственной миниатюры из не менее таинственного «Царского летописца». На первый взгляд совершенно невероятная для периода Троянской войны композиция обрела для нас своё глубокое смысловое содержание. Причиной тому стал во многом нетрадиционный подход к осмыслению событий той далёкой эпохи. Эпохи, когда в великих муках уходило в небытие поколение «ясеневых людей»*, мужественных, могучих и прямодушных, уступая своё место более прагматичным и беспринципным существам, получившим в исторической науке, весьма показательный этноним - «железные люди».
Как любой глобальный социально-политический катаклизм, Троянская война оставила неизгладимый след в человеческой памяти. Причём взгляд на его происхождение и последствия имел существенные отличия в зависимости от того, на чьей стороне выступал тот или иной исследователь тех воистину великих и трагических событий.
С одной стороны мы наблюдаем греков-ахейцев, пытающихся оправдать свою тотальную агрессию, рассуждениями о святости данных обещаний, и о защите чести и достоинстве женщины, которая их об этом не только не просила, но и была против возвращения к бывшему супругу. С другой стороны мы сталкиваемся с троянцами, осознанно идущими на гибель, но не желающими нарушать обычаи своих предков. Но есть в этом весьма драматическом конфликте и две третьих стороны, одна из которых представлена Ахиллом.
Не может быть сомнений в том, что величайший герой Троянской войны, не был уроженцем Фессалии. Его истинной родиной было Приазовье, о чём сохранилось множество сказаний, преданий и письменных свидетельств. Но в Приазовье уходят и корни властителей Илиона, ведущих свою родословную от скифского царя Дардана. В той или иной степени, Приазовье было прародиной большинства царей сражавшихся на стороне троянцев. Другими словами у стен Илиона Ахилл противостоял своим единоплеменниками. В этом смысле образ его обретает ещё большую трагичность, нежели та, которая известна нам из произведений античных поэтов.
Изгнанный за свой необузданный нрав из пределов Великой Скифии, Ахилл вынужден был искать пристанище далеко за её пределами. И тут в силу рокового стечения обстоятельств, его сила и мужество пришлись как нельзя кстати ахейским грекам, задумавшим разорить достославный Илион. Находясь на положении изгоя, Ахилл принимает предложение ахейцев и вступает в войну на стороне злейших врагов своих недавних соплеменников. Естественно, что данный поступок должен быть расценен как откровенная измена. Однако как в самой Скифии, так и за её пределами, образ Ахилла никогда не рассматривался с данной точки зрения. В памяти жителей Приазовья он навсегда остался национальным героем. Именно здесь находилась его могила. Именно здесь он был причислен к лику богов, чего не скажешь о фессалийских греках, среди которых культ Ахилла был развит значительно слабее, чем в Причерноморье. ЧА